1.2.4. Культура Древней Руси. Христианская культура и языческие традиции.
Термин «культура» (от лат. cultura — возделывание, воспитание, образование, развитие, почитание) означает исторически определенный уровень развития общества и человека, выраженный в формах организации жизни и деятельности людей, а также в создаваемых ими материальных и духовных ценностях. На протяжении столетий культура населения Руси оставалась традиционной. Из поколения в поколение повторявшийся цикл забот и сравнительно узкий кругозор (даже в XIX в. для многих русских крестьян поездка в город была событием) формировали в Древней Руси определенный тип личности и ее духовный мир. Натуральное хозяйство и круговорот повседневных дел консервировали архаические черты культуры: преобладание конкретно-образного видения мира, отсутствие точных мер и цифр. Подавляющее большинство людей той эпохи проводило свою жизнь в замкнутом пространстве своей городской или сельской округи, за пределами которой начинался чужой и нередко враждебный мир.
Историкам очень трудно соотнести используемые в средневековых документах единицы измерения («перестрел» — полет стрелы или «день пути») с привычными для нас мерами. Крестьянин часто не мог точно назвать год, имел смутные представления о начинавшемся за околицей деревни мире, чему в немалой степени способствовало отсутствие нормальных дорог. Точные знания о природе соседствовали с беспомощностью перед лицом стихийных бедствий, голода, эпидемий и самыми дикими суевериями, неумением критически воспринимать информацию, выходившую за пределы обычных представлений. Но при этом отношение средневекового человека к окружающей среде было бережным и далеким от стремления «преобразовать» ее в смысле известных лозунгов ХХ в. — слишком сильно он от нее зависел.
Иным было и восприятие времени. Разумеется, люди представляли себе временной поток, уносивший настоящее в прошлое, и фиксировали его в документах и летописях. Вместе с христианством на Русь пришла разработанная система летосчисления «от сотворения мира», в рамках которой новый год начинался с 1 марта (до XV в.). В повседневный обиход входил круг постоянных и переменных (связанных с празднованием Пасхи) церковных праздников. Древнерусские книжники знали древнееврейский календарь, применяли и византийскую систему индиктов (счет по 15-летним периодам), и римский счет по календам, идам и нонам. Римские названия месяцев (генварь, февруарь, март и т.д.) вытеснили на Руси славянские, сохранившиеся поныне лишь в украинском и белорусском языках (вересень, серпень, грудень, лютый). Однако люди средневековья не слишком нуждались в точном времени: их жизнь в гораздо большей степени определялась природным ритмом, прежде всего ежегодным циклом аграрных работ. Поэтому для крестьянина были особенно важны сезонные приметы (что отмечено в народном хозяйственном календаре), но он не всегда мог точно назвать год. Механические часы — еще без минутной стрелки — появляются в западноевропейских городах только в XIV в., а на Руси — еще столетием позже.
В жизни средневекового общества неизмеримо большую роль играла традиция, изначально определявшая жизненный путь человека. С рождения он получал определенный сословный статус (крестьянин, посадский человек, холоп и т.д.), который можно было изменить только в виде исключения, что трудно представить в наше время социальной мобильности. Сословная принадлежность определяла профессию: крестьянский сын с детства приобщался к деревенской работе, не имея возможности (и даже не подозревая о ней) сменить род занятий. Определенные законом права и обязанности разных сословных категорий были различны: разница в сумме штрафа за оскорбление — «бесчестье» княжеского управителя-тиуна и смерда была 16-кратной.
Крестьянский мальчик с 8-9 лет приучался к мужскому повседневному труду, а девочки — к домашнему хозяйству: умению прясть, вышивать, ткать, доить корову, стряпать. Точно так же сын городского ремесленника учился у своего отца кузнечному или гончарному делу, а сын княжеского дружинника или боярина — воинскому искусству: верховой езде, умению владеть мечом, стрелять из лука. В традиционном обществе у молодежи не было выбора, а соответственно и конфликта поколений: сын занимал место отца и точно так же воспитывал своих детей. Мораль и нормы поведения требовали безусловного уважения родителей, которых надлежало «во всем слушаться, покоить и кормить во время болезни и старости». До выделения из отцовской семьи сын и дочь должны были беспрекословно подчиняться родителям во всех делах, а после женитьбы или замужества на первый план выступала религиозно-нравственная основа взаимоотношений крестьянских поколений: взрослые дети обязаны были обращаться за родительским благословением перед любым ответственным шагом.
За соблюдением этики уважительного отношения к старшим строго следила община — «мир», где обычно выделялась группа авторитетных старейшин, хранителей знаний и традиций, которые решали важнейшие вопросы хозяйственной жизни деревни (например, определяли срок сева или уборки) и выступали судьями в разбирательстве житейских казусов — семейных разделов, драк, оскорблений. Все важнейшие дела решались на сходе — как правило, единогласно. Единодушие в принятии решений объясняется прежде всего высокой сплоченностью общинников и естественным однообразием их взглядов и убеждений. Вся жизнь «мира» строилась на основе обычая: как молиться, как жениться, как справлять поминки, как сеять, как праздновать — все это было строго определено традицией, проходило на виду и под контролем односельчан. При традиционной системе воспитания община воспроизводила похожие друг на друга поколения, где не было принципиального различия мировоззрений. В «миру» господствовало общественное мнение: нарушителя принятых порядков ожидало всеобщее осуждение и даже изгнание. Общинная психология русского крестьянства с ее традициями товарищества, взаимопомощи, коллективизма – но и с недостатком предприимчивости и самостоятельности — определила целый ряд проявлений русского национального характера, во многом сохранившись и в ХХ в.
Естественно, культура и быт сельской общины, городских низов и княжеско-боярской среды различались, но эти различия не были качест венными, принципиальными; образ жизни социальной верхушки также оставался традиционным: боярыня носила такую же одежду, что и крестьянка, только сшитую из дорогой привозной ткани. Социокультурный раскол начался лишь с петровскими преобразованиями.
Веками на Руси существовал фольклор — словесное народное творчество, связанное с трудовой деятельностью человека и отражавшее религиозные, мифические, исторические представления. В обрядовые действия, посредством которых человек стремился повлиять на силы природы, на судьбу, включались заговоры, сопровождавшиеся музыкой, танцами. Посредством фольклора происходила передача жизненного опыта. Фольклор был органически присущ народному быту; его жанры соответствовали различному назначению: родовые предания, трудовые и обрядовые песни, сопровождавшие календарный («веснянки», «колядки»), сельскохозяйственный и семейный (свадебные, надгробные плачи) циклы; заговоры, сказки. Позднее, когда объединение племенных союзов в IX-X вв. способствовало утверждению в народном сознании идеи государственного единства Руси и необходимости ее защиты, складывается героический эпос — былины. Главные герои былин — герои-богатыри, самоотверженно преданные Родине, служившие князю Владимиру Красное Солнышко, посылавшему на южные границы «заставы богатырские». Былины, естественно, дополнялись и видоизменялись со временем. Сейчас известны около 50 только главных их персонажей. Коллективная народная память совмещала разновременные события, создавала собирательные образы. Прототипами князя Владимира являлись Владимир Святославич и Владимир Мономах, активно занимавшиеся укреплением русской государственности; в образе Добрыни-змееборца можно усмотреть черты дяди Владимира Святославича, ходившего на волжских булгар и крестившего огнем и мечом Новгород; среди дружинников, погибших в битве на Калке в 1223 г., был Александр Попович — прототип былинного Алеши Поповича; монахом Киево-Печерского монастыря был реальный Илья Муромец. В отличие от западноевропейских героических эпосов («Песнь о Роланде», «Песнь о Нибелунгах», «Старшая Эдда» и др.), чьи персонажи боролись за славу и богатства или мстили обидчикам, былинные богатыри сражались за свободу родной земли.
С развитием государственности возникла потребность в фиксировании основных событий и норм права, закреплении международных договоров. Появление письменности на Руси историки относят к концу IX-Х вв. В первых договорах Руси с Византией 911 и 944 гг. упоминается об обычае русских купцов оставлять письменные завещания и о выдаваемых послам и купцам документах — посыльных и гостевых грамотах. Существовали две славянские азбуки – кириллица и глаголица. Происхождение глаголицы неясно — она не похожа на греческую скоропись, древнееврейскую, коптскую и другие системы письма. Существует предположение, что в основе букв лежат крест, треугольник и круг — важнейшие символы христианской культуры. В основу кириллицы положено византийское (греческое) уставное письмо. Для передачи звуков, которые отсутствовали в греческом языке, использовались добавленные буквы. Исследователи спорят, какая из азбук является древнейшей; хотя одна из азбук получила свое название по имени славянского просветителя Кирилла, большинство специалистов считает, что греческими монахами братьями Кириллом и Мефодием была создана глаголица, а кириллица имеет более позднее происхождение. Вероятно, на Русь письменность пришла из Болгарии. Первая надпись, обнаруженная на территории Киевской Руси на глиняной корчаге, относится к первой четверти Х в. Но широкого распространения письменность тогда не получила, так как языческая культура ориентировалась на устную традицию.
Вхождение в систему христианских стран Европы с их культурными достижениями и сдвиги в социальной структуре, пробудившие новые потребности общества, привели в X-XI вв. к настоящему культурному взрыву — резкому расширению кругозора людей и утверждению нового способа хранения и передачи информации.
Стоявшие перед обществом задачи и энергичное «внедрение» новой культурной традиции требовали формирования целого слоя образованных людей — священников, управленцев, мастеров. На первых порах это и стало государственной задачей. Владимир I вскоре после крещения Руси организовал в Киеве школу для юношей, а его сын Ярослав устроил такую же школу в Новгороде. В конце XI в. сестра Владимира Мономаха Янка открыла при Андреевском монастыре первую женскую школу. Грамотными были примерно 10 % горожан; крестьянство же с его патриархальным бытом в ведении записей не нуждалось.
Из Киево-Печерского и других монастырей выходили первые поколения русской интеллигенции: первый русский митрополит Иларион, летописец Нестор, иконописец Алимпий, составитель календарно-математического трактата XII в. иеродьякон Кирик. Они стали авторами выдающихся литературно-публицистических произведений — «Слова о законе и благодати», «Сказания о Борисе и Глебе», «Повести временных лет».
Повседневные хозяйственные и деловые записи велись на бересте «писалом» — костяной или металлической палочкой, заостренным концом которой процарапывали текст, а широким стирали написанное. До нас дошли и надписи-граффити, процарапанные на орудиях труда, предметах быта и даже на стенах церквей (в Киевской Софии найдены 300 граффити).
В отличие от них, княжеские грамоты и книги писали на пергамене — особым способом выделанной коже животных; лучшие сорта пергамена, белого или желтоватого цвета, получали из кож новорожденных телят, поэтому на Руси пергамен первоначально называли «кожами», «телятинами». Книги вызывали у средневекового человека глубокое почитание как источник божественной мудрости и «узда воздержания» от низменных страстей. Чтение книги (читали тогда вслух) считалось не развлечением, а трудом, к которому надлежало приступать со «страхом Божиим… пользы ради душевные». Ленивым и нерадивым читателям переписчики предрекали «горшую погибель» и предупреждали: «О, горе тому, кто черькает у книг по полям! На оном свете те письмена исцеркают беси на лице жагалом железным». Бережное отношение к книге вполне соответствовало тяжелому труду книгописца. До XIV в. он работал на дорогом пергамене, сам по особому рецепту составлял чернила, разлиновывал страницы и тратил месяцы на переписывание, буква за буквой, избранного текста. Работа над 294 листами одной из древнейших сохранившихся и датированных рукописей — Остромирова Евангелия — заняла у писца семь месяцев (он переписывал три страницы в день). Текст книги писали кириллицей, буквами одного размера (прописные буквы в тексте не употреблялись), сливавшимися в непрерывную строку, группы слов разделяли точками. Текст на страницах больших книг располагался в два столбца, небольших — в один. Древнейшие рукописные книги написаны уставом — четким и ровным почерком, похожим на наше печатное письмо с небольшим числом сокращений, использовавшимся до середины XIV в.
Пергаменные кодексы стоили дорого (1-4 гривны), что было вполне сопоставимо с ценой коня. По желанию заказчика другие мастера украшали рукопись миниатюрами и заставками, затейливыми инициалами; переплет покрывали золотым или серебряным окладом с чеканкой и драгоценными камнями — такая книга становилась подлинным произведением искусства.
Однако из всего богатства древнерусской письменно сти до нас дошла лишь малая ее часть: по статистическим расчетам, в домонгольской Руси должно было обращаться 130-140 тысяч книг; всего же сохранилось 190 рукописей. Многие произведения дошли до нашего времени только благодаря поздним копиям: самый древний из сохранившихся списков летописи (Новгородской первой) датируется XIII-XIV вв., древнейшие списки «Повести временных лет» (Лаврентьевский и Ипатьевский) — соответственно 1377 г. и XV в. Древнейшими датированными оригиналами являются переписанная для Владимира Ярославича в 1047 г. «Книга пророков», «Остромирово Евангелие» 1057 г., переведенный с болгарского для Святослава Ярославича «Изборник» 1073 г.
До 3/4 средневековых текстов — это христианские священные (Ветхий и Новый Завет) и богослужебные книги (требники, служебники, минеи, триоди, псалтыри), необходимые для совершения повседневного богослужения. Вместе с каноническими произведениями на Русь пришли и апокрифы, не вошедшие в библейский канон: «Хождение Богородицы по мукам», «Видение Исайи», «Хождение Агапия», которые, несмотря на свое «неофициальное» происхождение, служили важным источником средневековых представлений о мире и сюжетов для художников. Остальная литература — «четья» (предназначенная для чтения), прежде всего поучительная: сочинения отцов церкви, толкования на Святое Писание, проповеди и поучения Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоуста, Симеона Нового Богослова, Иоанна Дамаскина, Исаака Сирина о необходимости покаяния, о суетности мирской жизни, Страшном суде, обличения пьянства, блуда, сребролюбия и других пороков. К ним прибавились поучения и послания отечественных проповедников Феодосия Печерского, Кирилла Туровского, Луки Жидяты и других. Были широко известны переводные сборники изречений — «Пчела», «Златоструй», «Измарагд».
Многие древнерусские произведения оставались анонимными: идеалом средневекового писателя было не «самомышление», а подражание древнему образцу; при этом ощущение им своего труда как необходимого и богоугодного требовало смирения, а не демонстрации авторской позиции. Наиболее любимым жанром были жития святых: к 50 переводным греческим на Руси в XI-XV вв. добавилось около 40 житий отечественных подвижников. Первыми образцами отечественной житийной литературы стали созданные монахом Киево-Печерского монастыря Нестором «Житие Феодосия Печерского» (80-е гг. XI в.) и «Чтение о житии и о погублении блаженную страстотерпцю Бориса и Глеба» (начало XII в.)
Не менее популярными были «Хождения» — описания путешествий русских паломников к святым местам — на гору Афон в Греции, в Царьград. В начале XII в. (около 1106 г.) свое путешествие к святыням Палестины описал черниговский игумен Даниил.
Ценнейшими памятниками древнерусской общественно-политической и исторической мысли стали летописи, которые составлялись при княжеских дворах или монастырях. Они включали в себя погодные записи очевидца, предания языческой старины, подлинные документы (договоры Руси с Византией), литературные повести, посольские «речи». Летописные повествования создавались далеко не беспристрастными людьми и неоднократно перерабатывались в соответствии с духом времени, позицией самого летописца и его покровителей и заказчиков. Знаменитая «Повесть временных лет», традиционно приписываемая монаху Нестору, включала в свой состав не дошедшие до нас летописные своды конца Х в., 1073 и 1093 гг. и сама потом дважды подверглась переработке (в 1116 и 1119 гг.) в интересах князя Владимира Мономаха. Сохранившиеся следы таких переработок позволяют исследователям выявить различные версии исторических событий и проследить историю русского летописания с глубокой древности до XVI в.
Политико-церковный трактат «Слово о законе и благодати» был создан будущим митрополитом Иларионом около 1037-1051 гг. (возможно, трактат являлся своеобразной «предвыборной программой» кандидата в митрополиты, чем может объясняться политический характер сочинения). Автор предстает патриотом земли русской («ведома и слышима всеми четырьми конци земли»), воспевает наряду с христианскими князьями Владимиром и Ярославом язычников Игоря и Святослава, прославивших русскую землю. Для доказательства величия деятельности князя Владимира, крестившего Русь, Иларион широко цитирует Священное Писание, подчеркивая полную самостоятельность Руси и Русской церкви.
Средневековые авторы стремились не столько отразить свои чувства и идеи, сколько передать читателям образцы, нормы поведения; показать коварство дьявола и могущество святости, сила которой в безусловной покорности Божьей воле, самоотречении и постоянной борьбе со злом. Авторы средневековых житий святых не использовали художественный вымысел в нашем современном понимании. Жизнь книжных героев — князей, церковных деятелей (до XVII в. русская литература не знала выдуманных персонажей) была далека от реальной биографии их прототипов, но зато строго соответствовала законам поведения того «разряда» в феодальной общественной иерархии, к которому они принадлежали. Идеальные князья-полководцы должны были вести себя одинаково (молиться перед походом о небесном покровительстве, выступать в «мале дружине» против многочисленного врага); такое «дополнение» жизнеописания одного персонажа сведениями, заимствованными из другого источника, не воспринималось как плагиат. Поэтому неудивительно, что средневековый автор жития псковского князя Довмонта дословно перенес в свой текст эпизоды из жития Александра Невского. Авторы использовали устойчивые выражения: любая битва предстает как «сеча зла». Читатели средневекового произведения не ждали неожиданных поворотов сюжета, а каждый раз переживали встречу с вечными и простыми истинами, стереотипными представлениями, ясными характерами. Для средневекового летописца или составителя жития братоубийство Святополка Окаянного было не столько самостоятельным поступком князя-злодея, сколько очередным проявлением извечного греха Каина (отсюда постоянные сравнения литературных героев с их «предками», в данном случае — с библейскими Каином и Авимелехом); действия современных автору князей обозначались в «Слове о полку Игореве» как обновившие «прадеднюю славу» или, наоборот, нанесшие ей реальный ущерб («выскочисте из дедней славы»). Такое сочетание веры в установленное свыше устройство мира с представлениями о возможности людей своими поступками пробудить существующее в некоем вневременном пространстве добро или зло создавало необходимое равновесие между данным человеку миропорядком и личной ответственностью за содеянное.
Повседневное соприкосновение с чудом заставляло средневекового человека искать в происходивших на его глазах событиях скрытый смысл, соотносить их с миром священной истории. В его представлении символом и моделью Вселенной и одновременно города являлся храм — Софийский собор для новгородцев, Святая Троица для псковитян. На протяжении многих веков храм оставался средоточием духовной культуры и технической мысли, а также естественным центром человеческого общения. Здесь принимали иностранных послов, «сажали на стол» князей, купцы хранили товары, а в час опасности горожане сносили сюда ценности. Вокруг храмов объединялись жители улицы или квартала, там устраивали пиры-братчины, узнавали новости; наконец, демонстрировали наряды и «высматривали» невест во время богослужения.
Для храма создавались книги (сюда их «вкладывали» на помин души, здесь переписывали и хранили), художники писали иконы и расписывали стены и своды здания, городские ремесленники изготавливали церковные сосуды и прочую утварь, а мастерицы — шитые покровы и «воздухи»; в храме звучали проповеди, молитвы и песнопения.
Из Византии на Русь пришел классический тип крестово-купольного храма, основой которого были четыре массивные опоры — «столпы», связанные арками; их соединение через систему «парусов» служило основанием светового барабана, завершавшегося полусферой-куполом. Примыкающие к подкупольному квадрату и перекрытые сводами ячейки создавали крестообразную основу плана; вокруг этого каркаса строились внешние стены. Ряды опор-«столпов» делили пространство храма на отдельные помещения — нефы, пересечение центрального нефа и поперечного (трансепта) образовывало крест. По единому принципу можно было построить храм любой величины, лишь добавляя количество «столпов» и, соответственно нефов. Для каждой постройки руководствовались строгой математической системой, определявшей формат кирпичей, толщину стен, радиусы арок и общие габариты здания; архитекторам служили для этого специальные таблицы-«вавилоны» и меры: несколько видов саженей (соотносящиеся с размахом рук) и более мелкие — локоть, пядь, вершок. Поэтому древнерусская архитектура, чьи пропорции кратны размерам человеческого тела, очень органична и не «давит» на человека подобно древнеегипетским сооружениям.
Горизонтальное и вертикальное членение храма должно было соответствовать христианским представлениям о мироздании: община верных предстояла иконам и святилищу — алтарю, где совершались таинства богослужения, а готовившиеся принять крещение («оглашенные») и исполняющие церковное наказание — епитимью стояли отдельно в притворе (нартексе); символом неба над головами верующих являлись купола с изображением Христа в окружении ангельских чинов.
Сразу же после крещения Руси Владимир Святославич осуществил строительство церкви Богородицы (989-996 гг.), известной как Десятинная церковь, так как князь выделил на ее сооружение и содержание десятую часть своих доходов. Главным храмом Руси стал 13-главый Софийский собор в Киеве, заложенный в 1037 г. по велению Ярослава Мудрого. Монументальность древнерусского искусства ярко проявилась в торжественных пятиглавых соборах XI в. – Софийском Новгородском, построенном в 50-е гг. и возведенном в 1031-1036 гг., Спасо-Преображенском Черниговском, где объемы и ячейки здания представляют аналогию иерархии небесной и земной жизни. Древнейшие русские соборы строились из плинфы — широкого и плоского (35,5 х 35,5 х 5,1 см) византийского обожженного кирпича, укладывавшегося плашмя и соединявшегося толстым слоем раствора. Иногда между внешними рядами кирпича пространство заполнялось камнями и раствором, а общая ширина стены достигала 1 м.
Храмы на протяжении веков оставались самыми монументальными сооружениями в городе, определяя его архитектурный облик. Города в допетровской Руси состояли из двух обязательных элементов — крепости (кремля, детинца) и торгово-ремесленного посада, окруженного одной или несколькими кольцевыми крепостными стенами. Отсутствовала регулярная планировка: город рос благодаря хаотичной застройке. Кривые и узкие улочки сходились к крепости-кремлю, рядом с которой находилась главная торговая площадь.
Основным материалом для строительства являлось дерево. В зависимости от климата жилища городских и сельских жителей представляли собой вырытые полуземлянки с земляным полом или полностью деревянные избы (например, в северном сыром Новгороде). Веками не изменялось традиционное «трехкаморное» жилище (состояло из жилой горницы, сеней и хозяйственного подклета), причем хоромы князей и бояр отличались лишь внутренним убранством и были более просторными.
Изобразительное искусство было тесно связано с церковной архитектурой. В отличие от живописи нового времени, церковная живопись не служила отображением окружавшей художника реальности или отражением его внутренних переживаний. Для средневекового человека она являлась прежде всего средством приобщения к высшей реальности, что утверждалось догматом 7-го Вселенского собора: «Честь, воздаваемая образу, переходит к первообразному и поклоняющийся иконе поклоняется существу изображенного на ней». На иконах и фресках перед людским взором проходило соприкосновение реальности с высшим духовным миром. Например, в сюжете об Успении Богородицы ангелы на облаках принесли к одру Марии и тогда еще живых, и уже умерших апостолов; сам Христос незримо спускался с небес, чтобы принять на руки ее душу. Церковная живопись наглядным образом передавала невидимую для телесного зрения реальность духовного мира и давала людям возможность установить с ней непосредственную связь. Передавая реальность духовного мира и преображенных им людей, художник не был связан законами мира видимого: мог совместить в одной композиции несколько событий, происходивших в разное время и в разных местах, при единстве объединяющего их сверхпространственного и сверхвременного смысла. В изображении не соблюдался масштаб — фигуры отличались по размерам, а предметы могли быть показаны одновременно с нескольких точек зрения. Все это не означало неумения художника владеть законами перспективы — просто у него была иная задача: передать максимально наглядно и доходчиво глубинный смысл изображаемого даже в ущерб правдоподобию и внешним эффектам. Средневековая живопись достаточно проста, условна и ясна, в изображении нет ничего лишнего, рассеивающего внимание. Многие явления незримого мира не могли быть адекватно выражены материальными средствами, и тогда они обозначались символами: невещественный свет изображался при помощи золотого фона, ассистки (золотой прорисовки) на одеждах святых и нимбов вокруг их голов.
Для украшения храмов применялись различные станковые и монументальные изобразительные техники. Из цветных камней и кусочков цветного стекла — смальты, вдавливаемых в сырую штукатурку под разными углами, на стенах выкладывались картины — мозаики, отражавшие свет под разными углами и тем создававшие эффект мерцания. Самые знаменитые мозаичные изображения Киевской Руси украшают Софийский собор в Киеве. Мозаики его первоначально занимали огромную площадь — 640 м2, из которых сохранились только 260. Огромных размеров мозаичные изображения Христа, Богоматери, евхаристии и отцов Церкви расположены в центральной апсиде, большом куполе и барабане, на подпружных арках и восточных столпах, что соответствовало ходу литургии, напоминало ее музыкальный строй. Изображения представляли многоплановое развертывание главной темы — утверждения нового одухотворенного града Божьего и его владыки Христа в виде высшей «Софии — премудрости Божьей». Мозаичная палитра насчитывает 177 оттенков (21 оттенок синего, 34 — зеленого, 23 — желтого, 19 — красного, 25 — золотого, 9 — серебряного), что свидетельствует о высоком профессиональном уровне художников. Современные исследователи считают, что над софийскими мозаиками работало не менее восьми мастеров из Византии. Мозаичная техника была утрачена с началом монголо-татарского нашествия.
К монументальному искусству относятся фрески, наносимые минеральными красками на водной основе по свежей, сырой штукатурке, которая при высыхании образует тончайшую прозрачную пленку, защищающую краски. Стены и своды здания служили «книгой для неграмотных»: их росписи рассказывали о земной жизни Христа и Богородицы; на противоположной алтарю западной стене, отделявшей храм от притвора, изображались сцены Страшного суда. Станковыми произведениями являются иконы — живописные изображения Христа, Богоматери и святых, имеющие священный характер и служащие предметом религиозного чествования. Иконы писали на дереве разных пород (кроме осины, на которой, по поверью, повесился Иуда), чаще всего на липе, а для дорогих заказов использовали кипарисовые доски. На них наклеивалась ткань — «паволока», выравнивавшая поверхность и предохранявшая краски от осыпания при деформации доски. Грунт — левкас состоял из смеси мела и клея. Роспись наносилась темперой – минеральными красками на яичном желтке. От внешних воздействий изображение защищалось слоем олифы.
На Руси иконопись развивалась в строгой зависимости от византийских образцов. Заботясь о соответствии изображения священному достоинству иконописных предметов, Русская православная церковь неоднократно принимала особые постановления, предписывавшие писать иконы с древних образцов, «от своего же смышления и по своим догадкам Божества не писать», и допускала до иконописания лишь людей искусных в художестве и отличающихся благочестивым поведением. Основы иконографической схемы, как и конструктивные принципы архитектуры, пришли на Русь из Византии, получив воплощение в русских иконах XII в. Первое место среди них принадлежит знаменитой Владимирской Богоматери, положившей начало распространенному на Руси иконографическому типу Богоматери — «Умиление» (Мария изображается склоненной к Младенцу, прижавшемуся щекой к ее щеке). Другими каноническими изображениями Богородицы стали «Одигитрия», или «Путеводительница» (Мария с осанкой императрицы держит младенца-Христа, восседающего у нее на руках, как на троне); «Оранта» — «Молящаяся» (Богоматерь с воздетыми в молитве руками), чьей распространенной разновидностью является «Знамение» (на груди Богоматери-Оранты располагается медальон с изображением Христа). Христа изображают в виде Спаса Нерукотворного, Вседержителя-Пантократора и т.д. Хорошо известно имя монаха Печерского монастыря Алимпия — первого русского иконописца, жившего в XI в. Древнейшими русскими иконами, дошедшими до нас, являются «Апостолы Петр и Павел» (середина XI в.), «Святой Георгий», «Устюжское Благовещение», «Спас Нерукотворный», «Ангел Златые власы» (середина и вторая половина XII в.).
В XI в. на Руси появились первые опыты церковно-музыкального творчества. Певческие циклы включались в состав служб в честь первых русских святых Бориса и Глеба, княгини Ольги, князя Владимира, Феодосия Печерского. Музыка записывалась в певческие книги — стихирарь, триоди, октоих, ирмологий — с помощью специальной знаменной (крюковой) системы нотного письма.
После принятия христианства Киевская Русь стала равноправной частью христианской цивилизации. Однако в рамках европейского культурного единства имелись и отличия, вызванные разными путями развития регионов, их природно-климатическими особенностями и хозяйственным укладом, этнической структурой, доставшимися от прошлого традициями. Русь не осваивала непосредственно составившее важнейший источник западноевропейской культуры античное «наследство» с его городскими культурными центрами, римским правом, латинской образованностью и классической школой. Вплоть до XVII в. Русь не была знакома со схоластикой — христианским философствованием, которое пыталось рационально истолковывать и обосновывать церковные догматы. Христианство пришло на Русь уже в «готовом» виде, с утвержденной догматикой и культом после столетий борьбы за чистоту вероучения. Поэтому в фундамент духовных основ русской культуры закладывались не интеллектуальный поиск или правовое устройство общественной жизни, а идеи внутреннего преобразования личности в обществе, развитие которого определяло государство, являвшееся и главным собственником. При этом категории «милосердие» и «совесть» в сознании русского человека стояли выше, чем «справедливость» и «закон». При отсутствии традиций систематического мышления русской культуре и искусству пришлось взять на себя задачу приобщения людей к миру духовности не через интеллект, а через чувство: философские идеи воплощались не в виде понятийно-логических конструкций, а в художественно-пластических образах, поэтому иконопись нигде не достигла таких высот, как на Руси.
После принятия христианства языческие сюжеты органично вписывались и в мир «высокой» культуры: изображения сказочных животных (грифонов, львов) присутствуют в росписи Софийского собора в Киеве, в декоре белокаменных владимирских соборов XII в. Древнейшие языческие идеограммы (вроде иранского по происхождению Сэнмурва-Симаргла — крылатого зверя, хранителя «древа жизни») встречались в орнаменте и заставках, украшающих христианские рукописи, и силой своего эмоционального воздействия готовили читателя к нелегкому делу чтения и постижения новых мировоззренческих истин. В «Слове о полку Игореве» герои обращались к языческим стихиям (ветру, солнцу, Днепру), а князь Всеслав Полоцкий представал в фантастическом образе волка-оборотня, способного затмить солнце. Все эти образы естественно вписывались в мировоззрение людей той эпохи, которое существенно отличалось от современного. Особенно часто эти сюжеты встречаются в ювелирных произведениях киевских мастеров, работавших в различных техниках. При использовании зерни узор состоит из металлических зерен, иногда размером в 5-6 раз меньше булавочной головки, напаивающихся на изделие (до 324 на квадратный сантиметр); на некоторых украшениях число шариков доходит до 5 тысяч. Скань, или филигрань (от скати — свивать, сучить), — ювелирная техника, в которой используется тонкая проволока, получаемая волочением через форму с несколькими отверстиями с уменьшающимся диаметром либо кованая. Из скрученной проволоки образуется узор. Скань может быть ажурной или накладной, когда проволока припаивается к пластинке. При использовании техники перегородчатой эмали на основу изделия напаивались тонкие полоски металла, образовывавшие замкнутые узоры, куда насыпался эмалевый порошок разного цвета, при нагревании превращавшийся в стекловидную массу (техника была утрачена после монгольского нашествия).
Можно говорить о накоплении населением Киевской Руси эмпирических (полученных практикой) знаний в различных отраслях. Наука как систематизированное изложение знаний появилась в России только в XVIII в. Однако, даже не понимая сути происходивших процессов, древние ремесленники достигали прекрасных результатов: плавили металл, изготавливали разноцветное стекло, минеральные краски и гончарную посуду; наблюдавшиеся природные явления даже фиксировались в летописях.